Подростковый бунт в 40 лет: „Я развелась, ушла с работы и поняла, что больше ничего не хочу делать“

Мы часто пишем про мужской кризис среднего возраста. А сегодня инструкцию о том, «что делать, когда очень долго ничего не хочется делать» и ты — мама двоих детей, дает лайфстайл-блогер Ольга Дори:

— «Если вы тонете, перестаньте барахтаться и пытаться всплыть. Тоните. Медленно. Наслаждайтесь этим вязким состоянием, внимательно смотрите по сторонам и замечайте все вокруг: эмоции, новые впечатления, свои ощущения. Запомните их. Они вам потом пригодятся. Дойдите до дна и оттолкнитесь. Так вы сможете всплыть».

Я прочла эту мысль. Она показалась мне завораживающе абсурдной. Но не отпускала.

Что я имела к тому моменту? До фига. Я сделала две карьеры, пока растила двух детей; дизайнерский ремонт, который был опубликован в архитектурном журнале; водила машину по пять часов в день в дальний пригород; училась в киношколе, написала сценарий, по которому сняли сериал, сняла кино как продюсер; занималась спортом, брала уроки вокала и писала маслом по холсту копии Хоппера; была главой родительского комитета и играла кикимору на детских утренниках…

Потом боролась с депрессией.

Пила таблетки, прошла восемьсот восемьдесят психологов и разного рода тренингов, включая гадание таро и аюрведу (смешно, но что только не сделаешь), и вот бесконечная депрессия, наконец, закончилась.

Я переехала из дальнего пригорода в самый центр, продала машину, которая высасывала все мои силы, развелась, повеселела и похорошела.

Перестала работать на нелюбимой работе и раздала все серые офисные платья.

И поняла, что я более ничего не хочу делать.

Я хочу бездельничать, и мне лень даже включить компьютер. А у меня двое детей и пусть хорошие, но явно недостаточные для моего привычного уровня жизни алименты.

Я месяц ругала себя, смотрела в окно на сад Эрмитаж, гуляла по Москве. Я, в общем, была совершенно счастлива. Если бы не это гаденькое чувство, что я безответственная бездельница. Чувство вины и стыда двигали меня вперед безотказно всю мою жизнь.

Но тут и они сникли под натиском моего мощного протеста. И я решила тонуть. Больше ведь ничего не работало.

Я рассчитала свои накопления. Дала себе год. Я решила, что самое главное — попробовать максимально делать то, что нравится. И попробовать все, что когда-то хотелось.

Я купила билет в Мадрид. Со мной случилось все, что только можно будет сладко вспомнить, но, к сожалению, нельзя рассказать детям. Возможно, только правнучкам.

Я начала путешествовать (бюджетно насколько возможно), встречаться с мужчинами, с которыми раньше никогда не встречалась, они катали меня на мотоцикле и вкусно кормили. У меня появились фото, которыми в старости я буду иллюстрировать свои рассказы, а одно из них, где я не совсем одетая и с саксофоном, я уверена, проданное с аукциона, купит мне домик у моря. Я держала в голове одно: единственная работа, которую я обязана делать, — мои дети. Остальное — строго по желанию.

Я начала писать рассказы, записала истории о моей жизни в Америке, которые жили в моей голове пятнадцать лет. Я пошла на кастинг для съемок в рекламе. Меня выбрали. Я вернулась к сценариям.

И вдруг поняла, что со мной происходит. У меня начался пубертат, который я пропустила в мои 14 лет. Мне хочется быть подростком. Бунтовать. Мне хочется получить тот опыт, которого не было, потому что я родилась взрослой. Потому что нужно всегда было быть разумной, работящей, рациональной, надеяться только на себя. Потому что в то время, голодное и страшное время начала 90-х, бунтовать против родителей, которые вдруг лишились всего, мне тогда казалось глупым и немилосердным. И вот в свои сорок лет я, наконец, получила свое право на яркую помаду и безответственное поведение. И на протест.

Я не была растерянной героиней «Ешь, молись, люби». Потому что за моими плечами уже было три брака, дети, жизнь в общежитии и в Америке, и в общем-то открывать мне было особо нечего. Мне именно хотелось получить право жить наотмашь, без плана и расчета, без постоянной мысли о том, как найти стабильность.

И меня стало отпускать. Я стала снова зарабатывать хорошие деньги. Я перестала давить на себя. Не сразу. Например, начитавшись умных книг, я пыталась резко обрывать мучительные, изматывающие отношения. Но все равно вздрагивала от каждого бренчания ватсапа. Пока не поняла: ничего не произойдет, пока один опыт не заменится другим. Пока не наберутся новые впечатления и их критическая масса не вытолкнет все остальное из памяти.

Только жизнь, ее пульс, со смехом, слезами, разочарованием, случайными и неслучайными теплыми мужскими руками, разговорами, обладает целительными свойствами.

И уж точно никакая не воля или великое знание. И станут понятны все эти механизмы, которые привязывают вас не к тем людям. Не сразу! Сначала я искренне влюблялась, потом видела их насквозь, а потом и вовсе такие встречи превращались в фарс.

Это точно сказано: ты плачешь, пока не рассмеешься.

И вот все закончилось. Я дошла до дна.

Все это поняла четко здесь, в Мадриде. С этого города все началось — он же и помог мне закончить мой пубертат.

Скажу вам честно: я не узнала о себе чего-то кардинально нового. Мне нравятся те же мужчины, и это нужно признать, я готова им прощать их недостатки взамен на их достоинства, тогда как самые правильные достоинства других меня раздражают.

Я так и не полюбила всю эту женственную игру в беспомощность, не поменяла сексуальные привычки, не открыла новых вкусов еды. Вероятно, не знай я себя так хорошо раньше, я бы ничего в жизни не добилась.

Но я стала свободной.

В том, что я знаю, кто я, и не хочу больше ничего в себе менять. Я отбунтовала и поняла, что подростковый период в моей жизни, скорее всего, и не мог быть. Мои родители или окружение не могли бы никогда быть мне оппонентами.

У них бы не хватило сил со мной спорить. Только я сама всегда была своим собственным врагом и боролась всю жизнь сама с собой. И вот борьба с самой собой полностью закончена.

Нельзя спорить со своими потребностями и желаниями. И если для чего-то и нужен был мой пубертат, так это для того, чтобы все мои желания принять как единственно правильные.

Я всегда была вполне себе хороша. Как есть. Изменить по-настоящему стоило только осанку и тембр голоса.

Все это стало понятно сейчас в Мадриде. Город, который подарил мне мой подростковый бунт, показал мне твердо: все закончено.

В моей голове есть план того, что я хочу делать дальше, и план этот намного интересней любых танцев босиком под дождем. Я все придумала, потому что пока я тонула, я запомнила все знаки, которые показывала жизнь. И я приняла себя.

Я так хотела в этот раз сбежать в Мадрид, но сейчас сижу в моем любимом бистро и понимаю, что мне это все так сильно напоминает. Это похоже на тот день после выпускного в мои семнадцать лет. Когда мы долго уговаривали родителей нас отпустить сразу после рассвета в Туле на дачу к Роме Зыкову. Там мы жарили шашлык, пили портвейн и флиртовали. А я вдруг внезапно поняла, что все это уже хоть и такое, казалось, выстраданное и очень желанное, но прошлое.

Как и Мадрид сейчас. Что все это последняя картинка одного этапа и начало другого.

В тот день на даче я точно знала, что уже через три месяца я буду учиться в МГУ, влюбленная, сидеть около главного здания на коленях у кого-то прекрасного и есть эклеры.

И сейчас я смотрю на Мадрид и знаю. Я наконец накопила сил, чтобы оттолкнуться.

Очень скоро я буду в совершенно другом месте в новом этапе своей жизни. И еще я поняла, почему я все эти пять раз, которые за этот год я была в Мадриде, я так и не сходила в Прадо. Мой Мадрид не был городом музеев. В город музеев очень скоро в нашем новом этапе жизни я привезу своих детей. Это будет мой с ними совершенно другой Мадрид.

Источник